Благотворительный фонд
«101 км. Подвижники Малоярославца»

Чем старше я становлюсь, тем яснее понимаю, какими неординарными людьми были наши родители – и по моральным качествам, и по интеллекту. Мать была редкой труженицей, часто принимавшей на себя больше работы, чем ей было по силам; и все, кто писал о ней, отмечали ее удивительную доброту и всегдашнюю готовность помочь любому.  Отец еще в 1913 г. писал ей: «У Вас есть две меры: одна, максималистская, которую Вы применяете к себе; другою, гораздо менее строгою, Вы мерите других». А об отце С.М. Голицын в «Записках уцелевшего» пишет, что он был известен в Москве «как замечательный проповедник и вдумчивый философ».

​

И отец, и мать обладали незаурядным литературным талантом – это видно и по их переписке, которая местами читается как роман в письмах. И не случайно их совместная книга о Фарадее, изданная в 1937 г., позже дважды переиздавалась, хотя отец и был репрессирован. А в статье о Короленко в 3 издании Большой советской энциклопедии (1975 г.) ссылка на книгу матери о нем, изданную в 1912 г., фактически стоит первой – сразу после ссылок на Ленина и Луначарского.

​

Мне кажется, что большое влияние на формирование внутреннего мира не только матери, но и отца оказал мой дед по матери Дмитрий Иванович Шаховской – выдающийся либеральный деятель конца XIX – начала XX веков. Для «приютинского» братства, которое было создано друзьями по университету и просуществовало 40 лет, он написал такие три правила: работать как можно больше; на себя тратить как можно меньше; чужие заботы принимать как свои. Мне кажется, что не только он, но и наши родители придерживались этих правил всю жизнь – и много примеров этому есть в их переписке. Они оба входили в круг «молодых приютинцев», созданный детьми Шаховского и Вернадского, члены которого восприняли идеи старших «приютинцев» (наш отец вошел в него, как школьный товарищ Георгия Вернадского) Он всегда очень высоко ценил Дмитрия Ивановича, и в 1917 г. писал матери: «Я бы стал кадетом, если бы все кадеты были такими, как Ваш отец». Поэтому я хочу рассказать о моем деде.

​

Дмитрий Иванович Шаховской – внук декабриста Федора Петровича Шаховского, и он неоднократно писал, что всегда об этом помнил. А Федор Петрович – потомок Ярославского князя Федора, жившего в XIV веке. Он ожидал ярлыка в Орде и там его женили на племяннице хана. Кровь чингизидов сказалась – у их правнука Константина Глебовича (17 колено от Рюрика) были черные кудрявые волосы; его прозвали Шахом – а его потомки стали Шаховскими. Шаховские никогда не были крупными боярами, но род дал много ветвей. Вероятно, к одной из них относится и тот Шаховской, который в «Борисе Годунове» был в стане у самозванца, и «колкий Шаховской», который в «Евгении Онегине» вывел «комедий шумный рой».

​

Дмитрий Иванович родился в 1861 г. в Царском Селе, где его отец служил командиром лейб-гвардии гусарского полка. Гимназию окончил в Варшаве, куда его отец был переведен начальником штаба военного округа. Учился сначала в Московском, затем в  Петербургском университете (его отец был переведен в Петербург и назначен генерал-адъютантом). За участие в студенческих волнениях Д.И. Шаховской был на 5 суток посажен в карцер, но по Высочайшему повелению на сутки отпущен, чтобы присутствовать на свадьбе своей сестры Наталии (фрейлины императрицы, в замужестве Оржевской). Князь Дмитрий был на этой свадьбе шафером,  а посаженными отцом и матерью – император и императрица.

​

В университете сложился «Ольденбургский кружок», центром которого были братья Сергей и Федор Ольденбурги, Дмитрий Шаховской и Владимир Вернадский. С.Ф. Ольденбург писал: «Между нами самый умный – Шаховской, а самый талантливый – Вернадский»; член кружка И.М. Гревс позже отмечал: «На Д.И. Шаховском уже тогда ярко сиял луч высшего духовного света. Он … горел могучим порывом к благу и истине» [И.М. Гревс. В годы юности. // Былое, 1918, № 12.]. После окончания университета связи между членами кружка не  прервались – по инициативе Д.И. Шаховского возникло «Приютинское братство», члены которого стремились работать на благо народа и во время голода 1891-92 гг. много сделали для помощи голодающим.

​

После окончания университета в 1885-89 гг. князь Дмитрий Шаховской руководил народным образованием в Весьегонском уездном земстве Тверской губернии. Очень много сделал для улучшения постановки образования в уезде: посещает все школы, участвует в проведении экзаменов, большое внимание уделяет организационно-финансовым вопросам. Предводитель Весьегонского земства Ф.И. Родичев писал: «Его работа… оставила в деле народного образования черту, с которой начинается новая эра. Ему мы в значительной степени обязаны постановкой нового идеала в деле народного образования – всеобщего обучения». [Тырнова-Вильямс.  А.Ф. И. Родичев (1854 – 1933) // Новый журнал. Кн. 38. Нью-Йорк,1954. С.210] Вопрос о всеобщем обучении Д.И. Шаховской поднял за 20 лет до того, как Государственная дума приняла закон о постепенном введении всеобщего начального образования…

​

Большое внимание Дмитрий Иванович уделяет просвещению взрослого населения. По его инициативе земская библиотека (которой он по совместительству заведовал) была сделана общедоступной; он заботился о ее пополнении, тратя на покупку книг и журналов значительную часть личных средств. В настоящее время библиотека в  Весьегонске носит имя Д.И. Шаховского.

​

В 1886 г. Д.И. Шаховской женился на Анне Николаевне Сиротининой – выпускнице Высших женских курсов и прожил с ней  всю жизнь. В Весьегонске они сняли скромную квартирку и вели хозяйство без прислуги. Дмитрий Иванович колол дрова, носил воду из колодца, ставил самовар, а Анна Николаевна стряпала и следила за порядком в доме. Ф. И. Родичев отмечает удивительную скромность Д.И. Шаховского, который «отказался от половины оклада и своими руками возделывает огород, не допуская никакой помощи. В нем нет ни тени самохвальства – совершеннейшая искренность и простота обезоруживает насмешку и осуждение». Такая скромность были свойственны Дмитрию Ивановичу всю жизнь; работая в Государственной думе, он на вопрос, действительно ли он князь, отвечал: «Да, я князь, но не придаю этому никакого значения».

​

Работа Д.И. Шаховского в Весьегонском уезде вынужденно закончилась в начале      1889 г., т.к. его «чересчур либеральные» идеи не находили понимания в губернском земстве. Из-за смерти управляющего имениями отца и дяди ему пришлось взять на себя заботу о них, находившихся в Ярославской и Московской губерниях. Посещая имение в с. Рождественское Серпуховского уезда (ныне Васькино), примыкавшее к чеховскому Мелехову, он неоднократно встречался с Антоном Павловичем Чеховым.

​

С 1890 г. Дмитрий Иванович работал в Ярославском губернском земстве, где также руководил народным образованием, а позже в кооперации и в редакции прогрессивной газеты «Северный край», являясь ее неформальным лидером. В начале XX века газету неоднократно закрывали, но она снова выходила под другим названием. Сейчас на здании, где помещалась редакция, установлена мемориальная доска в память о Д.И. Шаховском.

​

Был одним из организаторов «Союза Освобождения» (и его секретарем), а затем и созданной на его базе кадетской партии, членом ее Центрального комитета. Руководил подготовкой партии к выборам в первую Государственную думу, в которой у кадетов оказалась самая большая фракция (179 человек из 416 депутатов); абсолютным большинством голосов был избран секретарем Государственной думы и вплоть до ее роспуска успешно осуществлял всю организационную работу, получив прозвище «летучий князь». За Выборгское воззвание, призывавшее после роспуска первой Государственной думы к гражданскому неповиновению, был посажен в тюрьму на «целых» три месяца (но, правда, лишен права участвовать в политической деятельности). Отбывал наказание в ярославской тюрьме, где его в любое время свободно посещали друзья. Такие вот «жестокости» царского режима…

​

В 1912 г. переехал в Москву и поселился в доме 15 по Зубовскому бульвару, который сейчас передан Литературному музею. Продолжал активно участвовать в кооперативном движении; в опубликованной в 1913 г. автобиографии он пишет: «В служении русской кооперации я вижу теперь важнейшую свою задачу, и исполнение ее почитаю… делом,  дающим более полное душевное удовлетворение, нежели прежняя земская работа». Был избран товарищем председателя Всероссийского кооперативного съезда, редактировал газету «Кооперация»; в 1915 г. избирается председателем потребительского общества «Кооперация», имевшего около 140 000 членов и обеспечивавшего до трети торгового оборота в Москве.

​

В мае 1917 г. вошел в состав первого коалиционного Временного правительства в качестве министра государственного призрения и успел коренным образом перестроить работу министерства до того, как кадетская партия в июле вышла из правительства.

 

После Октябрьской революции входил в «Союза возрождении» и «Тактический центр», объединившие для борьбы против большевиков представителей различных партий, но активного участия  в их работе не принимал. Был арестован в 1920 г. по делу  «Тактического центра» и больше года провел в тюрьме, но был освобожден по амнистии.

 

После этого в политической деятельности не участвовал; много занимался краеведческим движением, считая, что оно, как и кооперация, может способствовать созданию гражданского общества. Опубликовал описание ряда усадеб Московской губернии, включая и усадьбу в с. Рождественское.

​

После разгрома в 1921 г. кооперации и краеведения работал в Госплане. Выйдя по болезни на пенсию, целиком посвятил себя начатой еще в 1908 г. работе по собиранию и изучению творческого наследия либеральных деятелей прошлого. Сначала - своего предка по матери историка М.М. Щербатова, затем декабристов и больше всего  П.Я. Чаадаева, которому Дмитрий Иванович приходился внучатым племянником (в одном из писем моей матери сказано, что Дмитрий Иванович считал Чаадаева прототипом Чацкого). Много работал в архивах, нашел и частично опубликовал более 150 неизвестных ранее рукописей Чаадаева (в т. ч. 5 из 8 «Философских писем»), уточнил даты и адресатов многих известных ранее документов. Результатом этой работы явилась подготовка двухтомного собрания сочинений П.Я Чаадаева – в 1935 г. для издательства «Академия», где оно так и не вышло, а затем для Госполитиздата, где в 1937 г. первый  том был уже сверстан.

 

Но в ночь с 26 на 27 июля 1938 г.  Дмитрий Иванович был арестован, а его архив конфискован (ему припомнили контрреволюционную деятельность 20-летней давности), после чего набор был рассыпан. Дмитрий Иванович (ему в то время было 77 лет) своей вины не признал. На закрытом заседании  Военной коллегии Верховного суда он заявил: «до 1920 г. вел борьбу с советской властью, а позже никакой антисоветской работы не проводил, так как примирился с советской властью». Однако был приговорен к расстрелу с конфискацией имущества. Расстрелян 15 апреля 1939 г. и, вероятно, захоронен на «Объекте Коммунарка». К счастью, труды Д.И. Шаховского не пропали – его конфискованный архив сохранился и был использован при подготовке вышедшего в 1991 г. в издательстве «Наука» двухтомного собрания сочинений П.Я. Чаадаева, в котором приведены и  переводы Д.И.Шаховского (Чаадаев писал в основном по-французски), и комментарии. В предисловии к этому изданию написано: «Без преувеличения можно сказать, что современный уровень не только советского, но и мирового чаадаевского источниковедения определен титаническими усилиями, беспримерным энтузиазмом  и энергией Д.И. Шаховского – собирателя наследства этого русского мыслителя» [П.Я.Чаадаев. Полное собрание сочинений и избранные письма. Т. 1.  М: Наука, 1991. С.  5 – 6].

​

В последнее время опубликовано много материалов о Д.И. Шаховском (в том числе книга о нем в серии «Жизнь замечательных людей»), но литературного наследства он оставил очень мало. В октябре 1940 г., когда было получено известие о смерти Дмитрия Ивановича, моя мать писала Н.Е. Вернадской: «Папа почти не оставил … литературного наследства. Он распылил свои творческие силы, рассеял в пространстве … свою чудесную энергию. Наш долг – собрать эти свидетельства, чтобы составилось верное отражение великого Божьего творения – его особенной души». А один из приютинцев И.М. Гревс писал моей матери:  «Все его существование отдано было добру и правде, исканию истины и служению людям, – только не поняли этого те, кто сократил его жизнь на земле».

​

Возвращаясь к моим родителям, надо сказать, что, поженившись в 1918 г., они до 1928 г. жили в Сергиевом Посаде; отец преподавал в педтехникуме и работал в Комиссии по охране памятников Сергиево-Троицкой лавры; в 1925 г. рукоположен в дьяконы и вскоре арестован и сослан в г. Турткуль, где в 1927 г. рукоположен в иереи ссыльным же архиепископом Никодимом (Кротковым). Мать работала в краеведческом музее, а после разгрома краеведения в 1921 году несколько месяцев провела в тюрьме. Потом ездила в Москву проводить экскурсии (иногда с грудной дочерью), переписывала архивы в Сергиево-Троицкой Лавре и опубликовала в издательстве «Посредник» несколько оригинальных и переводных книг для юношества – но все равно денег иногда не хватало, чтобы отправить посылку мужу. А мать еще ухитрялась помогать тем, кому было хуже… Переписка родителей за время его нахождения в тюрьме, на этапе и в ссылке (1926-27 гг.) дает представление как об обстоятельствах их жизни, так и об их внутреннем мире…

​

В 1928 г. после возвращения отца из ссылки из-за угрозы повторного ареста пришлось уехать из Сергиева Посада; семья жила в подмосковных поселках, а отец служил в разных московских церквах. Последним местом службы была церковь святителя Николая на Соломенной Сторожке, откуда отец в 1931 г. ушел за штат, так как был не согласен поминать митрополита Сергия как местоблюстителя Патриаршего престола.

​

Семья поселилась в Малоярославце, где удалось купить дом; в одной из его комнат отец устроил потаённую домовую церковь, на богослужения в которой собиралась вся семья; иногда приезжали из Москвы духовные дети отца. В 1935 году службы были перенесены в пристройку к дому. Зарабатывал отец техническими переводами, а мать продолжала литературную деятельность. В 1934 г. у материи обострился туберкулез, и она несколько месяцев лечилась в санатории; письма отца этого времени дают представление и  о жизни семьи, и об отношениях между родителями.

​

В феврале 1937 г. отца арестовали. Очень долго о его судьбе ничего не было известно; матери, сославшейся на глухоту, в справочной НКВД написали на листке: «Выслан в дальние лагеря без правО переписки». Мы тогда не знали, что значит эта формулировка, и надеялись на возвращение отца.  Но из всех лагерей, куда писала мать, приходил ответ, что там его нет… 

​

В 1939 г. я окончил школу и поступил в Московский университет, и старшим мужчиной в семье остался 11-летний Дима. Когда началась война, я с университетом эвакуировался в Ашхабад. А мать оставалась в Малоярославце с 4 детьми и 6 старухами, которые уехали из Москвы от бомбежек (две наших бабушки, две мамины тети и двое друзей семьи). В ноябре 1942 г. город был занят немцами; 1 января его освободили, но жизнь легче не стала. При освобождении города пропала корова, а в пристройку попала мина. Выжили (да и то не все – маминых теток зимой похоронили) только потому, что вокруг города было много убитых лошадей, и дети отрубали куски мерзлого мяса и на санках привозили домой. И мать еще делилась мясом с теми, кто не мог добыть его сам… �о те, кто сократил его жизнь на земле».

​

Но у матери обострился туберкулез,  и 20 июля 1942 г. она скончалась. Она до конца надеялась, что отец жив, и написала ему прощальное письмо, которое трудно читать без слез… Дети остались сиротами; двоих младших, Дмитрия и Николая, усыновила сестра матери – Анна Дмитриевна Шаховская, и они носили фамилию Шаховских. м его нет… 

​

А судьба отца еще долго оставалась неизвестной. В 1944 г. на очередной  запрос В.И. Вернадского сообщили по телефону, что  «М.В. Шик умер 26 сентября 1938 г. в дальнем лагере»; и дата, и место смерти были вымышленными. Только в 1990 г. была получена справка о том, что отец расстрелян 27 сентября 1937 г., но что место его захоронения не известно. А в мае 1994 г. моему брату скульптуру Дмитрию Михайловичу Шаховскому сообщили из «Мемориала», что имя нашего отца обнаружено в списках расстрелянных на Бутовском полигоне, и попросили помочь установить там Поклонный крест – и в считанные дни крест был установлен. А через несколько лет по проекту и под руководством Дмитрия Михайловича на полигоне была сооружена деревянная церковь во имя Новомучеников и Исповедников Российских, настоятелем которой стал отец Кирилл – внук расстрелянного на Бутовском полигоне друга отца священномученика Владимира Амбарцумова. И хотя позже рядом с полигоном возведен большой каменный храм, службы продолжаются и в этой церкви…

​

А в малоярославецком доме после войны никто из семьи постоянно не жил, но  моя сестра Мария Михайловна проводила там лето с детьми, а потом с внуками и правнуками. Вместо полуразрушенной пристройки построили новую - двухэтажную. Но однажды случился пожар; полностью сгорела пристройка, сильно обгорела и остальная часть дома. Но есть планы дом восстановить и организовать там музей, посвященный не только нашим родителям, но и всем проживавшим в Малоярославце репрессированным, не имевшим права жить в Москве. Кое-что уже сделано – на доме установлена мемориальная доска, посвященная памяти наших родителей.

​

А я хочу поблагодарить за громадную работу по изданию этого двухтомника Культурно-просветительный центр «Преображение», редактора книги Ольгу Владиславовну Борисову, художника-оформителя Марию Борисовну Патрушеву и всех, кто в этой работе участвовал. Это издание будет прекрасным памятником не только нашим родителям, но и моей сестре Елизавете Михайловне Шик, благодаря трудам которой оно только и стало возможно.