Наталия Шаховская

Наталия Дмитриевна Шаховская-Шик

(01.09.1890-20.07.1942)

19 августа (по ст. ст.) 1890 г. в семье общественного и земского деятеля, князя Дмитрия Ивановича Шаховского родился третий ребенок. Девочка. Новорожденную княжну нарекли Наталией. Многие женщины в роду князей Шаховских в том же XIX веке носили это имя. И каждая по-своему прославила и себя, и имя, и род. Своим, особым путем, – но во многом повторившим путь ее небесной покровительницы мученицы Наталии – прошла по жизни и Наталия Дмитриевна Шаховская-Шик.

Княжна (вслед за отцом, с юности не придававшая значения этому титулу); историк, писательница, жена православного священника о. Михаила Шика (закончившего жизнь в 1937 на расстрельном полигоне НКВД в Бутове), умершая от туберкулеза в Москве в 1942 году. Как будто негромкая, хоть и драматическая жизнь. Свидетельства этой жизни остались в воспоминаниях близких и, главное, в немногих ее мемуарных записях, рассказах и в сохранившейся чудом огромной переписке. Прежде всего – с мужем. В этих, изумительно ясно написанных, глубоких и емких письмах и текстах (Непридуманные судьбы на фоне ушедшего века. М., Культурно-просветительский фонд «Преображение», т. 1. 2015, 384 с. Т. 2. 2017, 672 с. Сборник (предположительное название – «Перевернуть мир»), содержащий дополнительные материалы из семейных архивов/?/ Шиков-Шаховских, на момент написания этой статьи находится в процессе подготовки к печати в том же издательстве.) путь обоих предстает и как значимый жизненный урок, и как истинное подвижничество веры.

Поиск истины и смысла

С раннего детства Наталья отличалась бурным темпераментом, затем – по мере взросления – пытливостью и твердостью убеждений. Стремлением жить и работать в соответствии со своим миропониманием и верой, а не чужим умом. «Я хотела великого подвига и великой жертвы. Я мечтала о новых путях, которые еще никому не ведомы, я искала новую истину, которая еще не открыта», – так напишет она в 1931 году о своих исканиях в молодости, адресуя этот рассказ – «Перевернуть мир» – своим детям.

Княгиня Анна Николаевна Шаховская и княжна Наталья Дмитриевна Шаховская, вероятно, Москва, 1912 (?).

Детские годы – в имении отца в Ярославской губернии, гимназические – в Ярославле. Высшие женские курсы Герье (по отделению истории) в Москве. И страстный поиск цели и смысла жизни. И Бога, и веры – о чем остались свидетельства в ее письмах матери и старшей сестре Анне, с которой они, погодки, были близки так, как бывают близки между собой близнецы.

Семья Шаховских. Сидят: Дмитрий Иванович, Анна Николаевна, Анна Дмитриевна; стоят (слева направо): Наталья Дмитриевна, Александра Дмитриевна, Илья Дмитриевич. Ярославль /?/, 1911 год

Отец называл ее «искалкой неугомонной», считал наиболее способной из своих детей, поощрял ее писательскую, краеведческую и общественную деятельность. Ей прочили большую научную карьеру и профессорское звание в Московском университете, что было тогда для женщины редкостью.

Студенческая коммуна, Москва, 1912.

слева направо Нина Вернадская (урожд. Ильинская), Наталья Шаховская, Анна Шаховская, Михаил Карпович, Георгий Вернадский (сидит), Михаил Шик (сидит), в белом переднике горничная Поля.

Свойственная отцу деловитость, самоотдача и напористость в выполнении любого взятого на себя дела вполне передалась и дочерям – и Анне, и Наталье. От матери – Анны Николаевны Шаховской (урожд. Сиротининой) – они унаследовали способность тщательно делать любую работу, даже самое простое и скучное дело, – штопать ли белье или перебирать крупу.

В 1912 г. семья пережила большое горе – покончила с собой младшая дочь Шура. У Наташи открылся туберкулезный процесс, тогда его удалось лишь остановить. Семья Д.И.Шаховского переехала в тот год в Москву. Сам Дмитрий Иванович в это время увлеченно работал в кооперативном движении. На эту стезю вступили и две его дочери, разделявшие убеждения отца, его веру в просвещение, и в силу кооперации, в которой он видел прообраз будущего братства всего человечества (В 1939 году, Д.И. Шаховской, достигший 78 лет, но не потерявший ни грана своей веры в человечество, был расстрелян на спецобъекте НКВД «Коммунарка». В протоколе «суда», предшествовавшего приговору, отмечено, что на процессе он «вел себя дерзко».)

Затем Великая война, и гибель на ней в 1916 году старшего брата Ильи. Февральская революция, отречение государя, октябрьский переворот, хаос и разруха, в которые погружалась страна. В это время Наталия Дмитриевна и начала свою семейную жизнь.

Семья и дети

В 1918 году она наконец обвенчалась со своим давним избранником. Уже почти десять лет она знала, что это – ее друг Михаил Владимирович Шик. Историк и философ, выходец из состоятельной еврейской семьи, в 1918 году, вернувшись с войны, он принял крещение, а в 1925 – сан диакона, примкнув к православному священству в годы начавшихся и нараставших гонений.

Владимирович Шик и Наталья Дмитриевна Шаховская-Шик,
Загорск (Сергиев Посад), 1919.

Не было никаких иллюзий относительно предстоящих трудностей этой дороги. Ни у ее мужа, ни у нее самой. Наталья Дмитриевна стала матушкой и сопровождала своего мужа на избранном ими обоими пути без тени сомнений. Радостным было и принятие мужем священнического сана в 1927 году (тогда он был в ссылке в Казахстане, и она приезжала к нему с четырехлетним старшим сыном), и рождение каждого из пятерых детей. При том, что не было ни своего надежного жилья, ни твердого заработка, ни даже полноценных гражданских прав. Но была глубокая и искренняя вера в Бога, в благость Божьего промысла. По вере строилась и жизнь. И она – жизнь в Божьем мире и с Богом – всегда оставалась для нее светлой, несмотря на череду испытаний, через которые ей довелось пройти.

Неутомимая и бесстрашная

Труженицей она была неутомимой, причем с ранних лет. «Семья наша жила на очень ограниченные средства, – писала она в своей автобиографии, – и с 15 лет я начала давать уроки». Поступив на курсы в Москве, Наталия Дмитриевна параллельно с учебой работала в издательстве К.Ф.Некрасова.

«У меня было настойчивое желание уделять свои силы на дело народного образования, так как я очень остро чувствовала несправедливость тогдашнего социального строя. Поэтому я бесплатно работала на Дорогомиловских вечерних рабочих курсах и участвовала в небольшой газете «Крестьянское дело», которую издавала молодежь при участии некоторых членов редакции «Русских ведомостей».

В 1912-1915 годах она опубликовала несколько исторических, публицистических и литературных работ. В том числе историю Троице-Сергиевой лавры (Шаховская Н.Д. В монастырской вотчине XIV—XVII века: Св. Сергий и его хозяйство Серия: Русская история в культурно-бытовых очерках. Под общей редакцией В.Я. Уланова — М.: Книгоиздательство К.Ф. Некрасова 1915г. 132с.). Написала книгу о В.Г. Короленко, тепло принятую самим Владимиром Галактионовичем.

Февраль 1917 г. отмечен в жизни Натальи Дмитриевны публикацией брошюры «О свободе совести», в котором она так формулирует свои убеждения: «Законы – только стража, охраняющая от покушений на свободу совести. Стоит же она и держится на двух устоях: первый – сознание долга слушать голос внутреннего убеждения и следовать ему, а второй – доверие к человеческой душе».

Затем – деятельность общественная. В Москве – в Хамовническом районном комитете общественных организаций, после октября – в Дмитровском союзе кооперативов (ДСК), где Наталия Дмитриевна заведовала отделом внешкольного образования.

Группа внешкольного образования Дмитровского союза кооперативов. Дмитров, 1919-20 г. /?/ Четвертая слева (сидит) Наталья Дмитриевна Шаховская, рядом справа – Екатерина Павловна Анурова, учившая впоследствии всех детей семьи Шиков-Шаховских.

В феврале 1921 г. при разгроме большевиками кооперации была арестована, провела три месяца в Бутырской тюрьме (сестра Анна попала туда же еще раньше). Обвинялась она в написании брошюры о пятилетней деятельности ДСК.

Месяцы в заключении стали для нее временем переосмысления жизни. Здесь же состоялась ее встреча с епископом Германом (Рященцевым). Позже она напишет: «Я пережила в ней [в тюрьме] большой внутренний переворот, …Бог послал мне духовника, который помог мне принести покаяние всецелое и раскрыл передо мной лишь приоткрытые до того двери церкви». И к ней пришло понимание, что «переворачивать мир не нужно, потому что его давно перевернул Христос. И что нет на свете ни подвига, ни жертвы, которые могли бы что-нибудь прибавить к Его величайшему подвигу и Его единственной Жертве. Но когда я это поняла до конца, – писала она в 1931 г., адресуя рассказ своим детям, – мир для меня перевернулся. То, что было внизу, оказалось наверху, высокие идеалы провалились в пропасть, рассеялись манящие призраки, а сокровенная, невидимая суть бытия выступила явственно, с почти осязаемой реальностью. …Путь мой … еще не закончен… Для того, кто на него вступил, недостаточно один раз перевернуть мир. Нет, нам нужно ежедневно, ежечасно, ежеминутно переворачивать мир, выворачивать его наизнанку, чтобы познавать истинную цену вещей и себя самих…»

В 20-30 годы вышло более 10-ти ее оригинальных и переводных книг для детей. О людях, которые не переворачивали, а открывали и познавали мир – об изобретателях, путешественниках, воздухоплавателях.

Дмитриевна и Михаил Владимирович с сыном Сережей, Загорск (Сергиев Посад), 1922-23(?).

В 1936 году вместе с мужем она завершила работу над книгой о Майкле Фарадее, которая вышла в 1937 году под названием «Загадка магнита» (с тех пор эта книга выдержала еще четыре издания (под разными названиями).

И было еще немаленькое хозяйство дома в Малоярославце, где в 1931 г. поселилась семья, – сад, огород, корова, – которым надо было и управлять, и поднимать своими руками.

«У мамы была удивительная особенность – обдумывать и формулировать свои самые значительные мысли в совершенно, казалось бы, неподходящей обстановке – в тюрьме, в больнице, – напишет со временем ее старшая дочь Мария. – Так и тексты своих книг она, вероятно, обдумывала, занимаясь простыми хозяйственными делами. Я не помню ее, сидящую в задумчивости за письменным столом или требующую, чтобы мы не шумели и не мешали работать».

Бесстрашной она оставалась во всех обстоятельствах своей жизни. Отец Михаил, с 1931 года вышедший «за штат» из-за несогласия с про-властной политикой официальной церкви, тайно служил в Малоярославце дома, на литургию скрытно приезжали его духовные дети. Все понимали, как это было опасно. Но даже когда муж был за это арестован и получил пресловутые «10 лет без права переписки», Наталья Дмитриевна продолжала принимать скрывающихся «нелегальных» священников, и службы в домовой церкви продолжались вплоть до самой войны.

Н.Д.Шаховская-Шик с детьми на террасе малоярославецкого дома. Малоярославец, 1939. Слева направо сидят: Мария, Николай, Наталья Дмитриевна, Елизавета. Стоят: Сергей и Дмитрий.

Похоже, страх все же настиг ее в последние месяцы жизни – страх за детей, которым в оккупированном Малоярославце грозила отправка в еврейское гетто. Но он не сломил ее самоотверженного делания и упования на Божью волю. И обошлось.

«Все будет как нужно. Все будет в свой срок. Все будет хорошо» – она умела так думать, так говорить и так жить в любых обстоятельствах.

Вся жизнь Наталия Дмитриевны проходила в большом родственном и дружеском кругу, описать который в двух словах невозможно (материалы о семейном и дружеском круге семьи Шиков-Шаховских включены в вышеупомянутый дополнительный сборник.). Но нельзя не упомянуть о многолетней связи с семьей Вернадских. Великий ученый Владимир Иванович Вернадский – ближайший друг Д.И.Шаховского с юности, «дядя Володя» для его дочерей, всегда присутствовал в их жизни. А в тяжелые годы поддерживал их и морально, и материально. И самоотверженно защищал.

Совершенно лишенная сословного снобизма, Наталия Дмитриевна, где бы не жила, становилась центром притяжения для людей, в первую очередь женщин (без различия сословий и званий). К ней приходили поговорить, излить душу, спросить совета. Некоторые из них становились для Натальи Дмитриевны подмогой в трудную минуту, многие находили у нее поддержку, важный жизненный совет, порой, также кров и кусок хлеба (во время Голодомора в 30-е годы в домовых подсобках нашли приют целые семьи истощенных людей, бежавших от голодной смерти). И происходило это прозаически просто. Лучше всего об этом рассказала она сама в письмах сестре Анне (письма Натали Дмитриевны 1942 года из Малоярославца также готовятся к публикации в дополнительном сборнике).

Испытание войной

В 1941-м, к моменту приближения фронта к Малоярославцу, на руках у Наталии Дмитриевны кроме четверых детей (Маша 17-ти лет, Лиза 15-ти, Дима 13-ти и Николка 10-ти (старший Сергей до войны поступил в МГУ и был в эвакуации со своим курсом) оказалось еще и шесть старых женщин. Мать и две ее сестры (одна слепая, другая еле видящая), свекровь Г.Я.Шик, давний друг семьи поэтесса В.Г.Малихиева-Мирович и тайная монахиня М. Н. Анурова, нянчившая еще маленькую Лизу.

Главной заботой Наталии Дмитриевны стало прокормить всех, ведь пайка часто не было, деньги не имели цены. Добыть что-нибудь можно было только меной вещей.

Голод был страшнее всего. Но не только он: «…дом был полуразрушен во время первой сильной бомбежки, под Покров, 13 окт., – писала Наталья Дмитриевна сестре в январе 1942, сразу после ухода немцев. – И мама была слегка поранена. После того мы пережили еще несколько жестоких бомбежек, артиллерийский обстрел, грабеж и длительный постой немецких солдат [шоферов, занявших большую комнату под жилье, а вырубленный сад – под машины], угрозы гестапо в связи с Гиз<еллой> Як<овлевной>, наконец новую, оч. жестокую и длительную бомбежку, артил. обстрел, пожары .., но дом уцелел, хотя крыша пробита и 4 раза вылетали рамы (а мороз был 35), под конец, недавно, 4 янв. увели у нас корову. Но самое тяжелое испытание это 5 бабушек [одна из тетушек только что умерла].., оставшихся на нашем попечении, которым мы должны были уступить лучшие места в уцелевшей половине дома .., для которых я отнимаю у детей добытый ими с большим трудом хлеб, которые все время ссорятся между собой (и с детьми), постоянно недовольны, боятся холода и голода и во всех отношениях больше дети, чем мои взрослые дети».

Последняя фотографии Наталии Дмитриевны Шаховской-Шик, Около 1940 года.

И тут же добавляет: «Я ни минуты не перестаю благодарить Бога за все, и что все живы, и за Сережу, и даже за то, что привелось послужить старушкам».

Однако силы ее были окончательно подорваны, возобновился туберкулезный процесс. Она умерла в Москве 20 июля 1942 года, успев порадоваться более щедрому, чем в Малоярославце, пайку, чистоте палаты на 10 человек, в которой она оказалась, возможности видеть деревья в просвете больничного окна.

* * *

Для нее мир неизменно оставался цельным – то есть Божьим. И хлеб был Божьим, а потому и последней крошкой надо было делиться, даже урезая доли собственных детей. И не осуждать людей, но поддерживать. Советом или реальным делом. Всякого, кого сил хватит поддержать или направить. При этом, трезво видеть «истинную цену вещей» и поступков. И того, чего нельзя принять, твердо не принимать. (Нельзя было принять, к примеру, поругание церквей, и дети Наталии Дмитриевны понимали, что им не следует ходить в кинотеатр, устроенный в бывшем храме: нельзя участвовать в осквернении святыни).

До самой своей кончины она продолжала тосковать по мужу. Верила, что он жив и вернется. Осталось несколько ее неотправленных писем – они лежат в простом конверте без марки с надписью: «Мише». В одном из них она признавалась: «Я любила тебя тридцать лет, а говорить об этом приходилось мало». Зато она сделала все, чтобы передать свою любовь дальше: «Имя Твое для детей священно, – писала она в мае 1942 года. – Молитва о Тебе – самое задушевное, что всех объединяет. Иногда я рассказывала им что-нибудь, чтобы не стерлись у них черты Твоего духовного облика».

* * *

Память об отце и о матери дети сохраняли как один из самых ценных даров жизни. «Я иду по нашей улице … И все острей и памятней… Вот, там, где я сейчас иду, идет мама, – вспоминал их сын Дмитрий, – но она идет мне навстречу, а я смотрю на нее оттуда, от дома. Она в бархатной шапке с меховой опушкой, руки в муфте или в рукавах, плечи подняты – холодно, походка мамина – быстрая, чуть вприпрыжку, лицо измученное и счастливое. Счастливое?! Или просто – любящее? Меня, нас, всех. А может – молящееся…»

Елена Старостенкова, Иван Шаховской